Заглянув в кружку с водой, увидел на дне своё почерневшее, заросшее бородой отражение. «Хорош, ничего не скажешь, – подумал он, сам не узнавая себя. – Наверно, страшнее чёрта. Глянули бы на меня Веда с Мартой, в обморок бы свалились». Вскипятив воду и поправив на ремне охотничий нож, он намылил себе подбородок и щёки и, где на ощупь, где глядя в ту же кружку, побрился, добившись, чтобы кожа везде стала гладкой.
По отметинам, оставшимся на деревьях, по кустарнику, срезанному осколками, по отстрелянным гильзам восстановил примерную картину боя. Обнаружил могилу и понял, что в ней похоронены коммандос, так как не было на холмике ни колышка, ни какого-либо другого знака. Под сучьями, обломанными взрывом снаряда, нашёл бинокль, один окуляр которого был разбит, поднёс к глазам, посмотрел в него на противоположный, сразу приблизившийся берег и положил в рюкзак.
На четвёртые сутки ошкурил липовый ствол, отслоил от коры мочалу, свил из неё верёвку и смастерил уздечку. Взнуздал Казбека и поехал берегом вниз по течению реки. Зачем – он и сам не знал. Возможно, для того, чтобы взглянуть на море, которое отделяло его от Нью-Росса.
Полмесяца понадобилось ему, чтобы добраться до устья Дуная. Первую половину пути шёл больше пешком, часто останавливаясь, чтобы успокоить рану в животе, вторую – в основном ехал на лошади. Много времени уходило на поиски еды. «Я как воробей, который с утра до вечера ищет, чего бы склюнуть, – думал о себе Игорь. – Что воробей говорит, когда чирикает? Зимой – чуть жив, чуть жив, а летом – семь жён прокормлю, семь жён…»
Достигнув берега моря, он посидел у воды, провожая глазами волны, катившиеся за горизонт, затем встал, подозвал Казбека и тем же путём поехал обратно.
От растительной пищи совсем подвело живот; несколько раз приходилось подтягивать поясной ремень и прожигать новые дырки в нём. Надобно было обзавестись рыболовной снастью, лучше всего – неводом.
Игорь свернул на какую-то, видимо, от молнии выгоревшую делянку, сплошь заросшую коноплёй и крапивой, и прикинул, из чего вязать снасть. Конопляное волокно, конечно, выделать проще, но крапивное намного прочнее. «А куда мне спешить?» – подумал Игорь и занялся крапивой.
Через несколько дней невод, причём довольно объёмный, был готов. Игорь спустился к реке и несколькими забросами поймал столько рыбы, что её хватило на обед и ему, и Тарзану.
23 сентября охотник вернулся к перекату и разбил там бивуак. Вечерами, сидя у костра, он подолгу размышлял о том, в какое положение его поставила судьба. Он не думал, что пропадёт. Прежде ему не раз месяцами доводилось находиться в полном одиночестве. Сейчас же с ним Тарзан и Казбек. И он неплохо обеспечен оружием. В его распоряжении карабин и шесть патронов к нему, лук с четырьмя стрелами – количество их можно пополнить – и нож с отличным прочным лезвием. Кроме того, у него сохранились походный топор и небольшая, наподобие сапёрной, лопатка.
Мысли его часто витали вокруг Нью-Росса. Даже если построить достаточно надёжный плот и оснастить его парусами, то и тогда вряд ли удастся добраться до Новой Европы. Более чем вероятно, что плот пройдёт мимо острова и рано или поздно он, Игорь, погибнет в бескрайних океанских просторах. Да и как разместить на плоту Казбека и где найти для него столько корма? Не бросить же коня! А вот сушей вполне можно до обетованной земли дойти. Ну, допустим, не до неё, а только до Лазурного берега, но там-то до острова рукой подать!
Ему вспоминалась карта, начертанная О’Брайеном. Сколько времени надо, чтобы пересечь Балканы, обогнуть Чёрное море и спуститься к Лазурному? Ну, год, ну, два. Значит, через два года, это самое большее, он сможет увидеть свои семьи!
Чтобы добраться от Тихомирова до Бристольского залива у них с отцом ушло полгода, может, чуть с лишком. А ведь тогда тоже было не близко, и брели они, сами не зная куда. Сейчас же перед ним стоит конкретная задача: прибыть к проливу, отделяющему остров от материка. Только поход надо отложить до весны, отправляться в дорогу сейчас, когда зима на носу, было бы верхом безумия.
Обдумав всё, Игорь пришёл в обычное своё душевное состояние, без каких-либо минорных нюансов. Теперь в его жизни снова появился смысл, и за неё стоило побороться.
С середины сентября стало заметно прохладнее, особенно по ночам. 24 числа, когда Игорь был уже у переката, посыпалась мелкая морось, не прекращавшаяся трое суток. Ночь на двадцать пятое Игорь провёл под деревом у небольшого костра. За день кожаная куртка отсырела, он сильно мёрз и не столько спал, сколько находился в довольно неприятном зыбком оцепенении.
Весь следующий день охотник посвятил строительству шалаша. Когда шалаш был готов, он немедленно перебрался в него и остался им весьма доволен. Для одного человека и собаки в нём было достаточно просторно, сквозь крышу, застланную ветвями и листьями, не протекала дождевая вода, в сырую погоду у выхода горел огонь, поэтому воздух внутри был суше и теплее, чем снаружи. Через специальное отверстие в покатом коньке крыши дым бесследно уходил вверх. В шалаше Игорь спал чутким, но спокойным сном.
Как-то, уже в начале октября, ему пришло в голову, что прежде в подобных шалашах жили грюненсдорфцы. И что до оставленного ими посёлка всего восемь-девять дней проторенного пути.
С этого момента, чем бы он ни занимался – ловил ли рыбу, собирал хворост или ходил по грибы, – мысли его неизменно возвращались к Грюненсдорфу. Как там коммандос? Остался ли кто-нибудь из них в живых? И если да, то чем они сейчас занимаются? Даже если все коммандос погибли, там должны находиться их жёны (или вдовы?) и дети.