– Мне кажется, пока путь открыт, надо уходить в горы, – отозвался швед. – Оставить плоты, взять раненых и малышей и – в горы. За ночь мы пересекли бы всю равнину. В горах, на узкой тропе, достаточно одного бойца, чтобы удерживать вражеский отряд.
– Я думаю – надо идти на север, обойдя обе засады, – горячо заговорила Марта. – Прямо сейчас подняться и идти. В случае чего наш арьергард примет бой. Мы их разок уже пощипали. Надо будет – сделаем это ещё раз.
– Та-ак, понятно. А какие предложения у молодёжи? – спросил Игорь, видя, что Сергею не терпится вставить своё слово.
– Я думаю, если мы просто уйдём, они так и будут гоняться за нами и когда-нибудь прикончат. Я считаю – им надо нанести такое поражение, которое навсегда отбило бы у них охоту к преследованию. За нами, в трёх километрах отсюда, находятся двенадцать длинноволосых. Нам надо скрытно подобраться к ним и, пользуясь внезапностью, всех перебить. А вслед за этим поочерёдно атаковать сидящих в засадах.
– И какими силами ты собираешься это сделать? – спросил Свенсен.
– Нас, кто уже участвовал в бою, четверо. Плоты надо пока оставить здесь, между скал. К нам должны присоединиться О’Брайен и Генри.
– А кто останется охранять лагерь?
– Лу, Стив и остальные мальчики, которые покрепче. В подмогу им надо доставить с плота Уиллиса. Для общего руководства. А мы, шестеро, ударим. Как Свенсен когда-то.
– А ты не забыл, стратег, – сказал Свенсен, – что в тот раз из четверых я один остался в живых?
– У меня есть другое предложение, – подал голос молчавший до того О’Брайен. Он выдержал паузу, привлекая к себе внимание. – Тут, понимаете ли, вот какое дело. Этот сорванец, я говорю о Генри, позавчера увёл свой плот далеко на запад в открытое море. Так далеко, что потерял из виду Лазурный берег. Ему был виден на горизонте лишь наш парус, правильнее сказать, верхний уголок паруса. А мы сами в это время были в нескольких милях от Лазурного берега.
О’Брайен сделал ещё одну паузу, оценивая, какое действие на слушателей оказывают его слова.
– Так вот, относительно Генри мы были на востоке. А на противоположной стороне, на западе, он разглядел какую-то землю, вершины гор. Минувшим днём он повторил свой манёвр и снова увидел те же вершины.
Убедившись, что его внимательно слушают, О’Брайен продолжил:
– Я предлагаю переправиться на ту землю. Погода благоприятствует этому. Первым рейсом переправим раненых и детишек, уже путешествующих на плотах. За сутки мы сгоняли бы туда и обратно. Следующим рейсом отправим подростков и с ними женщин. Ну а там заберём тех, которые останутся последними.
– А банда, что сторожит нас на равнине, она, по-твоему, будет спокойно наблюдать, как мы уплываем? – сказала Марта.
– Эти скалы представляют собой неплохую оборонительную позицию, – вмешался в разговор Игорь. – Если загородить камнями расщелину, по которой мы поднялись сюда, они станут почти неприступными. В них можно продержаться столько времени, сколько потребуется на переправу.
– Но уплыть за море, – задумчиво, словно размышляя вслух, сказала Марта, – значит, навсегда покинуть равнину, Бристольский залив, Лазурный берег. Это наша родина, здесь родились наши дети.
– Уплыть туда – значит, сохранить наши жизни, спасти от гибели или чего-то худшего наших детей, – корректно возразил ей Свенсен. – Меня, например, предложение о переправе заинтересовало. А что скажет Игорь?
– Я думаю, О’Брайен предлагает наилучший вариант, – Игорь обнял ирландца и дружески похлопал его по спине. – Молодец, возможно, то, что ты предлагаешь, спасёт нас всех.
Оба плота ушли той же ночью. Первым рейсом вместо Паолы отправили Марту, вооружённую копьём и луком со стрелами, чтобы было кому при необходимости защищать на незнакомой земле раненых и детей.
Как ни медленно тянулось время, на смену ночи пришёл день. Засевшие в скалах бристольцы внимательно вглядывались в простиравшиеся перед ними окрестности. Полноценный день давно уже сменил предутренние сумерки, а на равнине не было заметно никакого движения. Только часам к девяти неприятель понял, что беглецы не намерены покидать своё убежище. Сняв засады, он обложил его с трёх сторон.
Несколько групп вооружённых мужчин расположились у костров и стали готовить еду. Осаждённым чудился запах жареного мяса. Имевшиеся небольшие запасы пищи и воды были отданы детям, и взрослые страдали от голода и жажды. Всё нещаднее палило солнце, скалы раскалялись, и если бы не ветер с моря, в этом каменном мешке можно было бы заживо испечься. Люди прятались в тень, но скалы, к которым они жались, словно истекали жаром. За спиной, в бухточке, постоянно раздавался плеск волн, и Игорь разрешил женщинам и малым детям купаться столько, сколько им захочется. Мужчины и мальчики постарше, способные стрелять из лука, спускались к воде поочерёдно, по одному и по двое.
Пленный не получал никаких поблажек, и ему приходилось тяжелее всех. Кроме рук ему связали и ноги. Он сидел неподвижно в тени и казался безучастным ко всему происходящему.
Из жалости Веда несколько раз наполняла бурдюк морской водой и опрокидывала его на голову несчастного.
– А ты знаешь, он понимает английский, – сказала она, подойдя к Игорю. – Он вроде бы сидит, как изваяние, но я долго наблюдала за ним и заметила, что он реагирует на наши разговоры, на какое-нибудь слово или фразу, содержащие более-менее важную информацию.