Под новым небом, или На углях астероида - Страница 44


К оглавлению

44

– Э-э, милая, присмотри лучше за собой! А то, я замечаю, ты кое к кому стала клеиться.

– Ты многое замечаешь. Даже то, что Марта для Игоря «слишком молода». Для кого же тогда она по возрасту в самый раз? Ха-ха! Уж не для Питера ли, его отца, или для Уиллиса? Других-то женихов у нас нет.

Игорь не слушал беззлобную перепалку женщин. Его интересовала Марта, прелестный пунцовый румянец на её щеках, блеск глаз, выражение лица. Его волновали её походка, совокупность движений всего тела, при звуках её голоса сердце его билось сильнее.

Он знал, что тоже выглядит неплохо. Реплики на этот счёт он слышал от женщин ещё в пустыне, когда вёл этих людей за собой. Да и взгляды, которые он ловил на себе, о чём-то да говорили. Но его мучил вопрос, как он выглядит, будучи рядом с Мартой. Не проигрывает ли он в сравнении с ней?

Наклоняясь над водой, он всматривался в своё отражение и всё искал, к чему бы придраться. Зубы у него сверкали исключительной белизной. Видимо, сказывался здоровый образ жизни вообще и обилие растительной пищи в частности, прежде всего апельсинов, обладавших высокими свойствами, очищающими полость рта. Не доверяясь полностью природе, он сделал и себе, и отцу зубные щётки, выстругав их из дерева и оснастив свиной щетиной. А в качестве зубного порошка использовал мел, залежи которого обнаружил в горах. Для смягчения его абразивных свойств он добавлял в него немного белой глины.

Бронзовое от загара тело его отличалось безукоризненной чистотой; от Игоря приятно пахло морем, травами и немного дымом костра. Об этом ему тоже говорили. Ну а то, что он атлетически сложён, он и сам знал.

Сомнения в своей внешности всё же тревожили его. Но достаточно было одного устремлённого на него взгляда Марты, как он совершенно забывал обо всём. Было только страстное желание общения с ней.

Он сделал для неё в меру тугой лук, и хотя стрелы её летели не очень далеко, они довольно часто поражали выбранную цель. По истечении не столь уж многих дней Марта стала бить птицу влёт. Поначалу пернатые были её основной добычей. Но время шло, от постоянных упражнений в руках у неё появилась нешуточная сила, и Игорь сделал ей другой лук, почти такой же тугой, какой был у него. С новым оружием Марта могла охотиться и на оленя, и на кабана.

Им нравилось быть вместе. Никаких запретов для этого не существовало, и они всё чаще, без собак, уходили на равнину или в горы, находясь там столько времени, сколько хотелось. На ночлег останавливались у ручья или озера, разводили костёр и готовили еду.

Игорь мог уже сносно объясняться на немецком, частенько пересыпая его русскими и английскими словами. Они прекрасно понимали друг друга, возникавшие между ними разговоры доставляли им немалое удовольствие и могли продолжаться часами.

25 апреля, спустя ровно восемь месяцев после встречи в пустыне, Игорь и Марта в очередной раз отправились на охоту. В полдень они расположились на отдых в тени апельсиновой рощи. Девушка сидела, прислонившись к стволу дерева. Он прилёг у её ног.

– А что, Игорь, сильно ты тоскуешь по прошлой жизни? – спросила она, остановив взгляд на своём спутнике.

– По прошлой? Как сказать… Я её почти забыл. Это было столько лет назад. Столько после этого было разного…

– А хотел бы ты вернуться в тот, прежний мир со всей его благоустроенностью?

– Не знаю, не думал об этом. Понимаешь, я привык ко всему нынешнему. Разве мне плохо сейчас? Никогда не чувствовал я себя таким свободным. Я иду куда хочу и когда хочу, я никому ничего не должен и подчиняюсь только собственным желаниям. Я каждый день охочусь и добываю зверя – мне интересен сам процесс охоты. У меня много вкусной и здоровой еды, какой не было в цивилизованном мире. Убив зверя, я ещё тёплого разделываю его и готовлю на огне. От такой пищи силы во мне – на троих. Всё живое в горах и на равнине – в полном моём распоряжении, всё мне подвластно, надо только не дать ускользнуть. От меня и не ускользнёшь – когда я захочу, я могу загнать оленя, потому что я выносливее.

– И тебе не жаль людей, которые остались в том мире?

– Почему не жаль? Погиб город, где я родился и вырос. Сегодня он был, а на другой день – раз, и нет его. Погибли мои родные… А в целом о тех людях что можно сказать? Слишком они возомнили о себе. Венец творения природы! Такая была самооценка человечества, правильно? А по сути оно, человечество, оказалось чем-то вроде песчинок, хрупким тончайшим налётом на поверхности Земли. Тряхнуло разок посильнее – и этого налёта не стало.

– Но не потому ли это произошло, что человечество в своём развитии лишь чуточку не дотянуло до той грани, переступив за которую оно могло бы противостоять этой встряске, ну, например, как-то нейтрализовать астероид?

– А может, оно этой грани и не должно было достигать? Может, эта встряска специально была устроена высшими силами, чтобы слегка остудить человечество с его излишним высокомерием. Может, изначально его предназначение было совсем в другом?

– В чём же?

– Да мало ли! Может, в сборе информации о состоянии, самочувствии планеты Земля. Чтобы эта информация снималась с нашего сознания и передавалась куда надо. А достоверность её гарантировалась бы множественностью датчиков, которые дополняли бы и перепроверяли один другого. Люди должны были выступать только датчиками, и ничем иным. А они, говорю, стали чересчур мнить о себе, являясь лишь перерождением задуманного изначально.

44