– Пустяки. Так, слегка ободрало. Это Патриция, жена Фридриха, с перепугу попотчевала меня из винтовки.
Пленник напрягся, приподнимая голову.
– Господин комендант, прошу отнестись к ней снисходительно.
– Не бойся, Фридрих, никто её и пальцем не тронет, мы народ не мстительный. Можешь отлёживаться, для тебя боевые действия – пройденный этап. И для твоей жены тоже. Марион, найди какую-нибудь чистую тряпку, перевяжи меня.
Лагерь коммандос располагался в километре от опушки леса, под деревьями, на берегу того самого небольшого ручейка, который дальше пробегал мимо поселения. Подобравшись ближе, отец с сыном разглядели в темноте три довольно просторных шалаша. Лагерь был погружен в глубокий сон, до участников поиска доносилось лишь похрапывание.
– Навоевались за день, вот и дрыхнут, – прошептал Сергей. – Однако как мы сориентируемся в шалашах, в них же ничего не видно. Можно и на пулю нарваться. Или детей перепугаем.
– А мы не полезем в них, – шёпотом же ответил Игорь. – Сделаем так, чтобы их хозяева сами вышли к нам. Ты иди к дальнему шалашу, а я – у ближнего пристроюсь. Слышишь, храпят и в том и другом, а в третьем, который посередине, тишина, значит в нём – дети.
Убедившись, что Сергей приготовился, Игорь задрал голову, приложил ладони ко рту и громко заухал филином. Храп, доносившийся из дальнего шалаша, прекратился. Игорь снова заухал.
– Эта чёртова птица совсем оборзела! – послышался раздражённый мужской голос. – Мало ей деревьев, так она уселась прямо на крышу шалаша. И не боится ведь! Клаудиа, выйди, прогони её!
– Иди сам! – раздался не менее раздражённый женский голос из ближнего шалаша. – Не успела заснуть – на тебе, опять подымайся!
– Ты же знаешь, я не могу встать! Моя рана… Теперь я не усну до утра.
– А у меня не рана?! О, проклятая жизнь! – вскричала женщина. – Говорила я Гюнтеру, что видела нехороший сон, а мои сны сбываются! Говорила ему отказаться от этой затеи с походом, но разве он послушает! Всё сделает по-своему. И вот, пожалуйста, у тебя прострелена нога, в прошлый раз была левая, теперь правая. А у меня ключицу ломит. Возьми эта чёртова дочь Роза чуть ниже – всё, мне был бы конец… И вообще неизвестно, чем кончится осада. Весь день обстреливали, а толку-то! Только боеприпасы истратили.
– Опять этот птичий крик! Он сведёт меня с ума. Умоляю тебя, Клаудиа!
– Ну иду, иду, – недовольно проворчала женщина. – Не к добру эта тварь кричит, помяни моё слово, не к добру.
С этими словами она вышла из шалаша, нагнулась, подобрала валявшуюся у входа палку, распрямилась и подняла голову, пытаясь разглядеть птицу. Внезапно она замерла, затем рванулась, чтобы скрыться в чёрном проёме жилища, но не успела сделать и шагу, как Игорь зажал ей рот, обхватил другой рукой за талию, стиснув так, чтобы подавить всякое сопротивление, и потащил в лесную чащу. Связав Клаудию и воткнув ей в рот кляп, он вернулся в лагерь коммандос.
– Что новенького? – спросил он у Сергея, находившегося возле шалаша, в котором лежал Пауль.
– Всё старенькое. Слышишь, опять храпит.
– Придётся повторить фокус с филином. Отойди-ка за дерево, а то как бы твой старый приятель не начал стрелять по глупости.
Проухав несколько раз, Игорь тоже укрылся за ближайшим деревом.
– Это невозможно больше терпеть! – донеслось из шалаша. – У меня разламывается голова. Клаудиа, прогонишь ты её или нет?!
– Это не птица, Пауль! – подал голос Сергей. – Это мы, люди из поселения, которое вы осаждали. Все ваши у нас в плену, и Клаудиа тоже. Гюнтер тяжело ранен и дышит на ладан. Ты остался один, если не считать детей. Как ты, сдаёшься или будешь отстреливаться? Если сдаёшься, то выкидывай оружие и выползай сам.
В шалаше воцарилось молчание.
– Ну, как, Пауль, долго будем играть в молчанку?
– Я сдаюсь!
– Тогда делай, что тебе велено!
К середине ночи вся община Гросхауза, вместе с детьми, была препровождена в крепость. Гюнтера и Пауля доставили на носилках, которые Сергей и Фридрих смастерили на скорую руку.
Игорь выдернул обломок стрелы из тела Гюнтера, тот заскрипел зубами, но не издал ни стона.
– Крепкий мужичок, – проговорил Сергей.
– Воды, – прохрипел Гюнтер. – Дайте напиться.
– Пить ему нельзя, – сказал Игорь, зажимая рану главаря. – Марион, принеси что-нибудь перевязать его. Фридрих, кто из ваших умеет обращаться с ранеными?
– Патриция.
– Патриция, перевяжите его.
– Дайте напиться, – проговорил Гюнтер, с трудом переводя дыхание, – всё равно я помру.
– Как хотите, господин Ренинг, можем и дать. Марион, приготовь крепкий настой зверобоя. Патриция, Гюнтер ваш человек. Поручаю его лично вам. Если что-то понадобится, обращайтесь к Марион.
Гюнтер умер перед рассветом. Фридриху вручили лопату, и тот похоронил своего недавнего начальника в пойме рядом с кустами, из которых днём раньше коммандос обстреливали осаждённых.
Незадолго до полудня Сергей, забрасывавший с мостков невод, заметил в устье реки, над самым горизонтом, какое-то беловатое пятнышко. С минуту он вглядывался в него, а затем, бросив невод на мостках, побежал к поселению.
– Ура-а, парус, корабль, «Ирландия»! – кричал он на бегу.
Оставив Гретхен охранять пленных, поселенцы высыпали на берег. Сергей и Игорь захватили с собой бинокли, но в них почти всё время смотрели одни женщины, заявившие, что джентльмены обойдутся и без оптических приборов. Парус неуклонно приближался, вырастая в размерах и поднимаясь из-за горизонта; вот обозначились остальные паруса, и наконец стал виден корпус корабля.